Г. БЕСКИН
Мы не знаем, как время
расставляет акценты. Только оно порождает
истинный масштаб. Легко оказаться в роли слепого
из притчи, убежденного, что слоновий хвост и есть
слон...
Он не вписывался в формальные
структуры, стандартные отношения, общепринятые
взгляды. Хоть и не был диссидентом,
ниспровергателем. Наоборот, вполне склонялся к
принятию субординации, авторитетов, пользовался
в выработке собственных взглядов мнениями
референтных групп, суждениями профессионалов. Он
был больше любого дела, которым занимался. Это
постоянное несовпадение служило источником как
блестящих достижений, так и сложностей,
трагических противоречий.
Он умел видеть в любой задаче
множество нитей, связывающих ее с другими, причем
лежащими в различных областях человеческой
деятельности. Именно поэтому при разработке
методов статистического анализа переменности
астрофизических объектов рождались идеи,
связанные с физиологией слуха и теорией музыки, а
представления о пластической гармоничности
платоновских многогранников странным образом
ложились в основу модели компактной Вселенной.
Он воспринимал науку и занятия, с ней
связанные, как элементы общечеловеческой
деятельности, остро ощущал ограниченность их
существования во времени и локальность задач,
стоящих перед ним. Он не хотел, да и не мог
бездумно воспроизводить миф о добывании чистого
знания. Ясно видел и понимал роль человеческой
“подсказки” любой научной проблемы.
Чувствовал трагическое противоречие
между преходящим характером подавляющего
большинства добываемых знаний и объемом и
глубиной жертв, на которые приходится идти
каждому, кто занимается наукой. Он не хотел
забывать о первичности этического элемента в
любой человеческой деятельности. Всегда
вспоминал максиму Канта о звездном небе над
головой и этическом законе внутри нас.
Особым было его отношение к играм, в
силу природной склонности к соревнованию, но, в
первую очередь, потому, что он видел в игре
синтетическое занятие, объединяющее и познание
(логическое и интуитивное), эмоции, и
взаимодействие между характерами игроков. Не
случайно для передачи внеземным цивилизациям он
предлагал правила различных “земных” игр и
тексты наиболее интересных партий.
Он объединял людей с различными
интересами в совместных делах — отдыхе, работе,
учебе. Модели и методы — в науке. Эпохи и стили —
в любви к искусству и литературе. Он объединял,
искал равновесие между разными сторонами своей
многогранной натуры.
Часто боролся с собой, наказывал себя.
И искал, искал эту точку синтеза, гармонии... Он
редко говорил о Боге. С точки зрения внешнего
наблюдателя был скорее типичным примером
атеиста-интеллигента, полагающегося на точное
знание, понимание, а не на мистическое озарение,
на веру.
И все же, все же... Он искал. Он очень
любил стихи Пастернака, Мандельштама. Он шел к
вере. Он искал своего Бога.