Воспоминания о Векслере: Сборник статей.-М.: Наука, 1987. 294 с.
ПАМЯТЬ ОБ УЧИТЕЛЕ
Р. М. Лебедев
Впервые Владимира Иосифовича Векслера я увидел в одной из аудиторий физического факультета МГУ на Моховой улице в 1946 г. В аудиторию вошел энергичный человек невысокого роста, скромный на вид, в очках. Он сообщил, что прочтет нам курс лекций об ускорителях заряженных частиц. Впоследствии мы узнали, что Владимир Иосифович не просто профессор, читающий лекции, а что он является руководителем лаборатории Физического института АН СССР им. П. Н. Лебедева, где со своими коллегами и учениками занимается разработкой и исследованием принципов ускорения заряженных частиц, созданием ускорителей и изучением физических проблем, связанных с взаимодействием ускоренных частиц с веществом. Но это было потом, а пока Владимир Иосифович увлекал нас на своих лекциях, рассказывая в исключительно доступной форме о физических принципах ускорения заряженных частиц. В своих лекциях главное внимание Владимир Иосифович обращал на физическое понимание таких важных принципов, как автофазировка (как потом мы узнали, этот главный принцип был открыт именно им), автофокусировка частиц в магнитном поле ускорителя, потери энергии легкой частицей в процессе ускорения и т. п.
Меня лично Владимир Иосифович увлек в своих лекциях не столько мастерством их чтения, сколько глубиной физического понимания того материала, который он нам излагал, и уверенностью в том, что будущее физики частиц принадлежит ускорителям, поскольку экспериментаторы получат в руки установки, позволяющие в лабораторных условиях иметь то, что им пока посылает природа в виде космического излучения с весьма малой интенсивностью.
Своим человеческим обаянием и простотой Владимир Иосифович расположил к себе нас, студентов, настолько, что мы шли к нему на экзамен без тени волнения, уверенные в том, что наши знания будут оценены объективно и самым доброжелательным образом. Поэтому каждый из нас считал для себя невозможным идти на экзамен к Векслеру, имея за душой хотя бы один невыясненный вопрос. Я, наверное, не сильно преувеличу, если скажу, что подавляющее большинство студентов, отвечавших на экзамене Владимиру Иосифовичу, получили пятерки.
На следующий год мы с немалым удивлением узнали, что тот же профессор В. И. Векслер будет нам читать курс "Прохождение частиц через вещество". И здесь выяснилось, что Владимир Иосифович, кроме ускорителей, занимается еще и исследованиями, связанными с изучением космических лучей. Это уже было прямым указанием на то, что мы имеем дело с ученым широкого кругозора, не ограничивающим себя узкими рамками. Впоследствии, когда выполнялись мои дипломная и acnирантская работы, а выполнялись они под руководством Владимира Иосифовича, я имел возможность убедиться в том, что имею дело с исключительно талантливым человеком, обладающим многогранными знаниями, тонким исследователем, одаренным способностью постоянно работать в двух-трех направлениях и обладающим завидно высокой научной интуицией. В подтверждение этого хочу привести только один пример.
К моменту запуска синхротрона на 250 МэВ в ФИАНе Владимир Иосифович организовал на "Питомнике" несколько научных групп из молодых специалистов, студентов и аспирантов, и, когда зашел разговор о моей аспирантской работе, Владимир Иосифович предложил мне в составе одной из таких групп не следовать поведение полного эффективного сечения поглощения жестких g-квантов ядрами с применением метода толстослойных ядерных фотоэмульсий в области ниже и выше порога рождения мезонов. Владимир Иосифович сразу сформулировал гипотезу о том, что еще до порога мезонообразования можно ожидать аномального по сравнению с дипольным и квадрупольным механизмами поглощения g-квантов ядрами увеличения эффективного сечения их поглощения. Следует отметить, что в то время исследования области фоторождения мезонов только начинались и, кроме только что наблюдавшегося на "Питомнике" факта фоторождения p-мезонов, мало что было известно. Не было также и каких-либо приемлемых теоретических моделей, на которые можно было бы опереться в выдвижении данной гипотезы.
Проверить гипотезу Владимира Иосифовича мог только эксперимент. Сам Владимир Иосифович также не мог одеть свою гипотезу в более конкретные и доказательные формы, и, когда теоретики прижимали его уж слишком сильно, он произносил спасительную фразу: "Так подсказывает мне мой спинной мозг" (которую мы впоследствии не раз от него слышали). На это теоретики разводили руками, а мы тем временем, взбадриваемые нашим уже любимым к тому времени шефом, засучив рукава, "раскочегаривали" фотоэмульсионную методику.
Несмотря на большую занятость разработками проектов новых ускорителей (и, в частности, дубненского синхрофазотрона), Владимир Иосифович энергично сам включился вместе с нами в физические исследования, заразил всех нас необычайным энтузиазмом и приказал: если в наблюдениях обнаружите что-то интересное или какое-либо необычное событие, немедленно сообщайте. И когда через секретаря ему поступало подобное сообщение, он немедленно прибегал, садился сам за микроскоп, внимательнейшим образом рассматривал необычное, как нам нередко казалось, событие и выдавал свои замечания и рекомендации. Если долго вызовов не было, Владимир Иосифович сам обходил группы и придирчиво интересовался, как идут дела, как накапливается статистика, меняются ли результаты по мере накопления статистики и т. п.
Наши предварительные результаты, а затем и окончательные исследования поведения полного сечения поглощения g-квантов легкими ядрами в области энергий квантов от 50 до 250 МэВ подтвердили гипотезу Владимира Иосифовича: уже в интервале 115-150 МэВ наблюдался заметный рост сечения, а за порогом он продолжался. Однако механизм этого допорогового эффекта продолжал оставаться неясным. Наши теоретики - Моисей Александрович Марков и Игорь Евгеньевич Тамм, с которыми регулярно велись дискуссии, хотя и не отрицали категорически возможности этого эффекта, но все же рекомендовали перепроверить результаты, поскольку методика разностных измерений при работе с непрерывным спектром g-квантов от синхротрона при неправильной его нормировке при разных энергиях могла дать плохо контролируемые систематические ошибки. Мы перепроверили еще раз всю методику, наши результаты, увеличили статистику. По указанию Владимира Иосифовича были проведены тщательные эксперименты по измерениям, формы спектра излучения синхротрона при разных предельных энергиях. Результаты измерений спектра сравнивались с расчетами.
После всех этих проверок результат не изменился и был признан объективным. Владимир Иосифович, однако, не успокоился на этом, и в лаборатории были запланированы опыты Ю. А. Александрова и др. по измерениям полного сечения фоторасщепления дейтерия, опыты наиболее чистые, наиболее свободные от возможных неучитываемых ошибок методики. В этих опытах (и независимо и параллельно в опытах Кикучи за границей, тоже выполненных на дейтериевой мишени) эффект, предсказанный Владимиром Иосифовичем, действительно был обнаружен.
Вот так всегда с исключительной настойчивостью и убежденностью Владимир Иосифович доказывал выдвинутые им положения, борясь за чистоту результатов. Однако если случалось в процессе рабочих дискуссий, что Владимир Иосифович был не прав, а это бывало крайне редко, то на следующий день он обязательно сам приходил и объявлял громогласно, что оценки, которые он вечером дополнительно сделал, показали ошибочность его положений. И при этом утверждалась гипотеза, выдвинутая нами, либо у него была уже подготовлена и хорошо обоснована новая гипотеза.
Владимир Иосифович был на редкость доступен. Нам приходилось подолгу задерживаться на "Питомнике". Часов в 10 вечера, а другой раз и позднее Владимир Иосифович заходил в комнату и приглашал: "Ну, кто со мною?". Мы забивали до предела синюю "Победу" и ехали обычно до Курского вокзала, где он в то время жил. Ну а по дороге, конечно, продолжались дискуссии и обсуждения результатов.
Позже, когда в 1955 г. Владимир Иосифович окончательно перебрался в Дубну к своему главному детищу - синхрофазотрону, на котором должны были ускоряться протоны до энергии 10 млрд эВ, встречи и беседы с ним на "Питомнике" стали все реже и реже. Хлопот у Владимира Иосифовича прибавилось, и весьма основательно. Шутка сказать: руководить созданием новой лаборатории, запуском комплекса сложнейшего оборудования, собственно ускорителя и создавать "с нуля" аппаратуру для физических исследований. И на все это Владимир Иосифович находил время.
Хотя Владимир Иосифович и пригласил в Дубну в свою лабораторию в качестве помощников для создания физической аппаратуры и разработки программы исследований из числа своих коллег и учеников молодых и энергичных физиков: профес-сора М. А. Маркова, кандидатов физико-математических наук И. В. Чувило, А. Л. Любимова, М. И. Подгорецкого, К. Д. Толстова, а также много молодежи, но тем не менее он держал под своим неусыпным контролем все вопросы, связанные как с созданием новой аппаратуры, так и подготовкой программы физических исследований. Прежде всего, он организовал научный семинар лаборатории. На этом семинаре рассматривались и горячо обсуждались экспериментальные работы, развернувшиеся к тому времени на бетатроне в США, теоретические перспективные работы и предложения по постановке опытов на синхрофазотроне. Владимиру Иосифовичу очень хотелось, чтобы в его лаборатории скрещивались разные школы теоретиков: М.А.Маркова, Л. Д. Ландау, И. Я. Померанчука, И. Е. Тамма, Е. Л. Фейнберга, Д. И. Блохинцева.
Научные исследования на синхрофазотроне начались уже после того, как на базе синхрофазотрона и синхроциклотрона в Дубне был организован Объединенный институт ядерных исследований, который возглавил Д. И. Блохинцев, а Владимир Иосифович был назначен директором Лаборатории высоких энергий. Забот, естественно, еще прибавилось, поскольку появилась новая форма научных исследований - международное научное сотрудничество.
Несмотря на исключительно большую занятость проблемами дальнейшего улучшения параметров синхрофазотрона, развития научных исследований в лаборатории и организации международных сотрудничеств, Владимир Иосифович не изменял своим традициям: он регулярно появлялся в научных группах, прямо на месте интересовался, как идет эксперимент, какие результаты выявляются после предварительной обработки. Если в предварительных результатах "проклевывался" какой-то эффект, здесь же выдвигались гипотезы, его объясняющие, и предлагалось, как методически лучше обработать данные, чтобы эффект был выделен чище, и т. д. Так Владимир Иосифович учил нас и учился сам новой физике.
Многие из нас считали, что наш учитель и шеф всего себя отдает физической науке и уж ни на что другое у него не остается времени. И действительно, он всегда работал. Когда ехал в машине в Москву, когда шел пешком от своего скромного коттеджа в лабораторию и даже, как мне казалось, когда переплывал матушку-Волгу.
И все же мы плохо знали своего наставника. Об этом я узнал случайно и с превеликим удивлением от своей жены - молодого искусствоведа. Однажды, возвратившись поздно вечером из Музея им. А. С. Пушкина с выставки венгерских художников, в организации и проведении которой моя жена участвовала, она задала мне задачу: угадать, кого из моих хороших знакомых она встретила на этой выставке? Я перебрал десятки друзей и хороших знакомых из числа тех, кого я мог заподозрить в интересе к живописи, но тщетно. И каково же было мое удивление, когда Даира Николаевна поведала мне, что встретила моего учителя и шефа Владимира Иосифовича Векслера. Ходит с очками на лбу, рассматривает внимательнейшим образом картины, а в ручках кондуит, в котором почти о каждой картине делает свои пометки. Из беседы с Владимиром Иосифовичем она выяснила, что он на выставке не случайно и что посещает он практически все новые выставки живописи и может классифицировать художников, рассматривая их работы, как по направлениям, так и по технике и манере письма.
Вот это да! Было крайне удивительно, как один из ведущих ученых мира, нагруженный сверх головы, ушедший в решение физических и технических проблем, находил время и для глубокого изучения живописи.
Позднее Д. Н., прогуливаясь с Владимиром Иосифовичем по берегу Волги в Дубне, подолгу беседовала об искусстве, и всякий раз он поражал ее своей способностью к профессиональным суждениям о живописи и своим оригинальным подходом к этим, казалось бы, крайне далеким от сферы его главных интересов вопросам.
Вот таким был наш дорогой учитель и наставник - талант! Талант в самом широком смысле этого слова и без всяких ограничений.